За что награждают фотожурналистов: беседа с жюри World Press Photo
Победа в конкурсе World Press Photo — сильнейший стимул для карьеры фотожурналиста. Члены жюри конкурса рассказывают, чего они ожидают от конкурсных работ, и обсуждают состояние современной фотожурналистики.
World Press Photo (WPPh) — один из наиболее престижных конкурсов в отрасли. Но отражают ли побеждающие в нём работы лучшее, что есть в современной фотографии, и то, что делает тот или иной снимок достойным награды? Представитель компании Canon Europe побеседовала с тремя членами жюри конкурса WPPh, чтобы понять, какой должна быть фотография, способная привлечь внимание жюри.
Успейте купить корпоративный пакет COSSA-2025 со скидкой!
Cossa анонсирует главный рекламный формат на весь 2025 год: сразу 8 различных опций.
Пакет идеально подходит для онлайн-сервисов, стартапов, интернет-компаний и digital-агентств.
Успейте приобрести пакет до повышения цены!
В беседе с редактором Canon Europe Pro Эммой-Лили Пендлтон (Emma-Lily Pendleton) участвовали: Магдалена Херрера (Magdalena Herrera) — директор по фотоиллюстрациям в журнале Geo France и председатель жюри WPPh 2018, Томас Борберг (Thomas Borberg) — главный редактор по иллюстрациям в респектабельной датской газете Politiken, и Хелен Гилкс (Helen Gilks) — управляющий директор фотоагентства Nature Picture Library.
— Как вы считаете, работы, побеждающие в конкурсе World Press Photo, отражают лучшее в современной фотографии?
Томас Борберг: Мне доводилось встречать работы, которые не были представлены на этом конкурсе и которые я бы с удовольствием на нём увидел. Конечно же, конкурс отражает состояние отрасли и достижения прошедшего года, однако нельзя сказать, что полностью, так как огромное количество фотоисторий не попадает в поле зрения конкурса.
Хелен Гилкс: Мне кажется, среди фотографов распространено представление, будто успешными [на конкурсе World Press Photo] могут быть только плохие новости и мрачные репортажи, но нас интересуют и оптимистичные фотоистории.
Магдалена Херрера: Фотографиями года, как правило, становятся работы из категорий «Общие новости» и «Горячие новости» [зачастую показывающие конфликты и плохие новости], но мы получаем и множество менее негативных фотоисторий. К примеру, в категории «Долгосрочные проекты» нам присылают очень разные истории. Поскольку долгосрочные проекты длятся не менее трёх лет, фотографы успевают показать все стороны такой истории. В новой категории «Окружающая среда» необходимо придумать, как показать процесс развития нашего мира, поэтому нужно тщательно взвешивать подход к сюжету, а значит на выходе получаются не просто новости или репортаж. Категория «Люди» также позволяет представить историю оригинальным способом, не обязательно в негативном ключе.
Томас Борберг: Речь не о «хороших» или «плохих» историях, а скорее о том, какие чувства они вызывают. Мне кажется, наибольшее впечатление производят на нас сильные сюжеты — и часто это именно негативные сюжеты. Итогом же работы жюри конкурса должно быть награждение лучших фотоисторий, которые рассказаны наилучшим образом.
— Многие ли фотографы, снимающие дикую природу, присылают свои работы на конкурс?
Хелен Гилкс: Я не знаю, насколько хорошо они осведомлены о существовании такого конкурса. Мне кажется, о конкурсе знают те, кто создаёт фотоистории, потому что в нём принимают участие довольно много историй National Geographic, и вполне успешно. Что же касается одиночных снимков, фотографы дикой природы не считают наш конкурс подходящей площадкой для своих работ. Надеемся, что в будущем это изменится.
— Наблюдаете ли вы тенденцию, когда авторы присылают фотографии, похожие на работы, побеждавшие в прошлые годы?
Хелен Гилкс: Очень часто авторы копируют стиль работ, которые пользуются успехом на конкурсах. Есть один фотограф дикой природы Бенс Матэ (Bence Máté). Он придумал собственный способ съёмки из подводного укрытия с ракурса на уровне земли. В какой-то момент на нас хлынул целый поток подобных снимков. И всё же мне кажется, что бо́льшая часть авторов, которые всерьёз участвуют в конкурсах, понимают, что их работы должны предлагать что-то новое и отличаться от того, что мы уже видели раньше.
Томас Борберг: Сейчас многие фотографы используют дроны, но при этом получается масса плохих работ, поскольку такие авторы не рассказывают историю, а просто показывают привычные вещи под другим углом зрения.
Аналогичным образом, когда случается нечто важное — например, кризисная ситуация с народом рохинджа или с беженцами в Европе, — фотографы часто отправляются в одни и те же места, поскольку их туда командируют газеты и журналы. И всё же некоторые фотографы настолько хороши в своём деле, что даже в таких ситуациях им удаётся абстрагироваться и увидеть историю с необычной точки зрения. Такие работы, конечно же, выделяются на общем фоне.
— Когда вы принимаете решение в составе жюри конкурса, насколько важен для вас сюжет по сравнению с эстетическими достоинствами фотографии?
Томас Борберг: Это зависит от конкретной фотографии, а также от хода обсуждения с другими членами жюри. Один из аспектов, которые мне нравятся в жюри World Press — это то, что мы открыты для обсуждения. По крайней мере так было в этом году. Иногда мнение участников менялось в ходе дискуссии. Например, вначале кому-то мог нравиться снимок, отобранный за качество фотографического исполнения, но затем этого члена жюри могли убедить в том, что другой снимок лучше благодаря истории, которую он рассказывает. Нельзя сказать, что эти два аспекта влияют на оценку в равной степени. Всё зависит от конкретного снимка и сюжета, который за ним стоит.
Магдалена Херрера: Всегда учитывается несколько факторов: оригинальность, эмоциональность, композиция, а также качество съёмки. В этом и заключается особенность фотографии — она представляет собой сочетание целого ряда аспектов.
— Насколько важна способность автора отредактировать историю и собрать её в единое целое?
Магдалена Херрера: Вы должны быть в состоянии хорошо представить свою историю. Она должна иметь начало и конец, а в середине должно что-то происходить.
Томас Борберг: Очень многие авторы понимают эту задачу неправильно, и это печально. Иногда нам присылают сюжеты из трёх, четырёх или пяти сильных одиночных снимков, которые никак не связаны в единую историю. И тогда думаешь: «Ох, жаль, что никто ему не подсказал!»
Хелен Гилкс: Да, точно, некоторые фотографы не понимают, что такое фотоистория. Я хотела бы спросить у Томаса и Магдалены: имеют ли, на ваш взгляд, какое-либо преимущество портфолио, которые публиковались ранее и авторы которых достаточно тесно взаимодействовали с редактором? Чаще ли, по вашему мнению, такие работы получают награды по сравнению со снимками, которые, возможно, ещё не публиковались и авторы которых редактировали свои работы самостоятельно?
Магдалена Херрера: Нам неизвестен процент фотографов, которые самостоятельно редактируют свои снимки. Фотограф, как и писатель, должен понимать, что на каком-то этапе ему понадобится человек, способный оценить работу со стороны и сказать, что ему понятна рассказанная история. Сейчас наша отрасль меняется. Раньше подобную задачу для фотографов выполняли редакторы в агентствах, штатные редакторы журналов и газет. Теперь редакторов стало меньше.
— Получается, что редактирование становится важной частью работы профессионального фотографа?
Магдалена Херрера: Да, если фотограф хочет рассказывать истории.
Томас Борберг: Я действительно согласен с тем, что любому фотографу следует консультироваться либо с редактором, либо с другим фотографом, и не ради конкурса World Press, а потому что это будет полезно для его работы. И уж точно это не помешает перед тем, как отправлять работы на конкурс, чтобы убедиться в том, что ваша история рассказана идеально и будет понятна аудитории.
Магдалена Херрера: [Важны] повествовательная составляющая и цельность настроения вашей фотоистории.
«Даже если вы профессиональный фотограф, следует находить в себе смелость показывать другим свои снимки в формате RAW и спрашивать совета».
Томас Борберг: Я бы сказал так: даже если вы профессиональный фотограф, следует находить в себе смелость показывать другим свои снимки в формате RAW и спрашивать совета, поскольку это поможет вам работать ещё лучше. Это может быть неприятно, ведь наряду с хорошими снимками вы покажете и все свои неудачные кадры, но зато вы станете мудрее в выборе методов работы.
Магдалена Херрера: Кроме того, вы начнёте понимать, что именно необходимо для следующего проекта и как сделать вашу историю более выразительной. К примеру, вам может не хватать общего снимка или крупного плана, который задаст ритм вашей истории. В процессе редактирования можно многому научиться, потому что получаешь возможность увидеть, чего именно не хватает повествованию.
На этом снимке, представленном в номинации «Фотография года» конкурса World Press Photo 2018, Ивор Прикетт (Ivor Prickett) запечатлел гражданское население в очереди за гуманитарной помощью в районе Мамун (г. Мосул, Ирак) 15 марта 2017 года. Снято по заданию газеты The New York Times на камеру Canon EOS 5D Mark III с объективом Canon EF 24–70mm f/2.8L II USM. © Ivor Prickett
— Каков ключевой компонент снимка, имеющего шансы на победу?
Томас Борберг: Эмоции. Вы должны сделать так, чтобы люди что-то почувствовали. Это может быть даже не какое-то конкретное чувство, но вам обязательно нужно пробудить в аудитории нечто, что заставит её задавать вопросы.
Магдалена Херрера: Не всё, что вызывает сильные эмоции, имеет негативный посыл. Это вполне может быть и восторг.
Хелен Гилкс: Да, ведь прекрасное также способно вызывать сильные эмоции, не правда ли?
Томас Борберг: [Победивший в номинации World Press Photo «Фотография года»] в 2015 году снимок Мадса Ниссена (Mads Nissen) был посвящён любви — но той любви, которую запрещают во всём мире. И какая это история: позитивная или негативная? Нам показали людей, занимающихся сексом. Что может быть нормальнее? Вот только это был секс между двумя мужчинами-геями [в России, где представители ЛГБТ сталкиваются с дискриминацией и преследованиями].
Магдалена Херрера: Всегда существует диалог между различными составляющими снимка: между тем, что вы видите, и тем, что за этим стоит. Сам по себе снимок Мадса Ниссена получился мирным и тихим, излучающим любовь, но контекстом ему служил тот факт, что над этой любовью нависла жуткая угроза. Так происходит каждый год: во всех фотографиях-призёрах есть этот конфликт между тем, что мы видим, тем, что мы чувствуем, тем, что там происходит на самом деле, и тем, о чём это нам говорит.
Томас Борберг: Мне кажется, важно, чтобы жюри, принимая окончательное решение по поводу лучшей фотографии года, руководствовалось элементами, которые рассказывают что-то важное о времени, в котором мы живём. Победивший в 2014 году снимок Джона Станмейера (John Stanmeyer), запечатлевший на пляже беженцев, пытающихся поймать сигнал сотовой связи, вызывал эмоциональный отклик, так как поднимал тему миграции — а это одна из крупнейших мировых проблем. По смартфонам понятно, что это современный кризис, поскольку было бы невозможно сделать такой кадр 25 лет назад, когда мобильные телефоны были [мало у кого из простых людей]. А ещё через 25 лет зрителю будет понятно, что они общались именно так.
«Когда жюри впервые знакомится со снимками, мы вообще не читаем подписей».
— Насколько важна подпись к фотографии?
Томас Борберг: Когда жюри впервые знакомится со снимками, мы вообще не читаем подписей. На этом этапе главное — какое впечатление производит фотография, а также насколько хорошим рассказчиком является автор. На втором туре мы уже часто обращаемся к подписям.
Магдалена Херрера: Это происходит в какой-то момент на завершающем этапе оценки, когда работа нравится, но к ней есть вопросы этического характера либо нет полного понимания того, что изображено на снимке.
Хелен Гилкс: Мне кажется, чтобы понять сильную фотоисторию, нет необходимости читать подпись. На самом деле, когда я просматриваю фотоисторию, я предпочитаю вообще не видеть текста. Я хочу увидеть фотографии и сразу понять в общих чертах, о чём эта история. Если так не получается, значит фотограф сделал свою работу не очень хорошо. Подписи нужны в основном для того, чтобы проверить первоначальные впечатления и получить дополнительную справочную информацию.
— С 2016 года на конкурсе World Press Photo действуют более строгие правила в отношении постановочных снимков, манипуляций и редактирования фотографий. Насколько строга процедура проверки?
Магдалена Херрера: Очень строга. Каждый файл проходит техническую проверку, а затем все подписи проверяются или перепроверяются на достоверность независимой группой специалистов. Иногда после этого они проводят собеседование с фотографом и проверяют новостные сводки [чтобы убедиться, что фотоистория соответствует событиям, о которых сообщали СМИ]. Проверяют очень серьёзно, иногда даже слишком тщательно, но в наши дни это нужно делать обязательно. В эпоху поддельных новостей, чтобы сохранить доверие, нужно проверять работы [на предмет манипуляций фактами] тщательнее, чем когда бы то ни было.
Томас Борберг: Я считаю, что конкурс World Press Photo утверждает ценность истины и доверия, причём не только от своего имени, но также от имени всех профессиональных фотографов, в особенности — фотожурналистов. Не бывает почти правдивых или чуть-чуть подправленных снимков. Фотография либо правдива, либо нет. Если фотограф пытается сжульничать в своих историях, он тем самым разрушает основы фотожурналистики. Это касается не только кадрирования или добавления каких-то элементов. Если вы профессионально занимаетесь фоторепортажами, ваши снимки должны содержать подписи, в которых приводятся подлинные факты, потому что важно не только то, что мы видим, но и события, стоящие за кадром.
Магдалена Херрера: В том числе важно, как вы представляете людей, — в этом плане на фотографе лежит огромная ответственность.
Хелен Гилкс: Мне кажется, [конкурсы, посвящённые фотографированию природы] также устанавливают строгие рамки, обязательные для соблюдения фотографами. Я полностью согласна со словами Томаса конкретно о конкурсе World Press Photo — о том, что это своеобразный маяк и публика ожидает видеть на нём только правду. Поэтому очень важно, чтобы правила были строгими.
Магдалена Херрера: Да, причём это важно и для фотографий дикой природы. Помню, на одном из конкурсов прошлых лет жюри было представлено фото маленькой змейки, разинувшей пасть. Фотография была очень милой, но жюри всегда руководствуется научными фактами, и судьи сказали: «А ведь эта маленькая змейка обычно так пасть не раскрывает. Разве что её перед этим пощекотать».
— Что бы вы посоветовали тем, кто собирается участвовать в конкурсе в следующем году?
Магдалена Херрера: В этом году я была председателем жюри и всем своим коллегам задавала вопрос о том, чего они ожидают от работ. В 90 % случаев они отвечали, что хотят увидеть новые, необычные подходы к фотографии. Это касается не только технической стороны, но и точки зрения фотографа на то, что происходит в мире. К примеру, в категориях «Окружающая среда» и «Долгосрочные проекты» фотограф должен подробно ознакомиться с темой и выразить свой взгляд на происходящее. Я не имею в виду постановочные кадры или что-то подобное — речь идёт о том, чтобы фотограф продемонстрировал собственное понимание заявленной темы. Какова его собственная позиция в отношении показанной истории? Насколько она далека от него или, наоборот, близка. Возможно, эту историю стоит рассказать с юмором? Вот что подразумевается под новым — то есть вашим собственным — подходом.
Томас Борберг: Спросите себя, почему вы стали фотографом? Вероятно, из любопытства, ради возможности проникать в сердца и умы людей, получать доступ на эти закрытые территории и поделиться своими открытиями. Если вам удастся вернуться к этим основам, к любопытству, которое лежит в основе фотографии, добавить толику технического мастерства и найти умного человека, который поможет с редактированием ваших историй, это будет означать, что вы уже на полпути к призу «Фотография года».
Чтобы просмотреть полный список категорий конкурса, ознакомиться с правилами и процедурой выбора призёров, а также принять участие в конкурсе World Press Photo, посетите сайт World Press Photo.
Читайте также:
Автор: Эмма-Лили Пендлтон (Emma-Lily Pendleton)
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора. Ваши статьи присылайте нам на 42@cossa.ru. А наши требования к ним — вот тут.